Сокровище антиквара - Страница 62

Врубель таращился на него с некоторыми отблесками усиленной работы мысли в глазах. И выдохнул ошарашенно:

— Так это ты…

Ухмыльнувшись, Смолин сказал:

— Есть такая буква в этом слове… Держи приз.

Он поднял бутылку, налил лафитничек и разрешающе кивнул Врубелю. Тот прямо-таки на автопилоте схватил сосуд и буквально забросил в рот водку.

— В общем, настала твоя очередь, уж не взыщи, — сказал Смолин. — Портсигарчик этот, который только что торжественно унесли менты, чтоб ты знал, свистнули у меня из машины. Вместе с барсеткой. В милиции мое заявление лежит, по всем правилам зарегистрированное, и в нем я подробно описываю свое бесценное достояние, варнаками похищенное — все до единой накладочки, чекухи, размеры даже… Не дергайся, я не кончил! Это ж ты, мразь такая, послал означенного варнака…

— Да что за…

— Послал, голубок, чего уж там, — подхватил Глыба, нагибаясь к врубелевскому уху. — Когда дойдет до дела, я точные показания дам, подробно распишу, как мы с тобой на лавочке сидели, как ты мне портсигар описывал детальнейшим образом, и машину дяди Васи, и ее номер, подробно, чтоб ошибки не случилось… На этом и буду стоять железно. Я — исполнитель, а ты, моргунчик — организатор, значит, тебе и первым идти, а я так, вагончиком…

— Погоди, — сказал Смолин. — Он что-то вякнуть хочет. Вякай, Врубель, разрешаю.

— Но это же бред какой-то! — дрожащим голосом молвил Врубель, косясь через плечо на возвышавшегося над ним Глыбу. — Вас же тоже посадят…

Глыба неприятно хохотнул:

— А ты знаешь, в чем тут фишка, олень? Мне сидеть так и так. Последние денечки дохаживаю на воле. Я тут крутанул одно дельце, запоролся, попался, и будь мне прокурор отцом родным, а светит мне по этому делу восьмерик, тут и к бабке не ходи… Соображаешь? Тянуть мне все равно свои восемь… так почему б не сделать приятное старому корешу, с которым вместе сидели? — он кивнул на Смолина. — Одни юрсы давили, одну хавку жрали… У нас, слава те господи, не США какое-нибудь, у нас наказания не плюсуются, у нас меньший срок большим поглощается. Ну, а мне, как исполнителю, светит в лучшем случае пятерик. Вот он и того… поглотится. Я Ваське помогу, а Васька меня весь срок греть будет, да и потом не забудет, я думаю…

— Поверят ему, поверят, — сказал Смолин. — Не сомневайся. Ментам будет только в кайф, если какой-то чудак даже без битья и уговоров на себя нераскрытое дело повесит. У нас по кражам барсеток из машин ситуация обстоит не ахти — сплошные висяки… а тут менты раскрывают не просто кражу банальной барсетки, а кражу предмета ба-альшой культурно-исторической ценности, ценою в четверть миллиона рубликов… Так что не сомневайся, подметут тебя быстренько.

— И расколют, как сухое полено, — рявкнул Врубелю в ухо Глыба. — Ты ж — дерьмо, ты расколешься в два счета… И топтать тебе зону, чувырло корявое. А в зоне такую шелупонь, как ты, сто процентов, в пидора пристроят еще в изоляторе… Для зоны характер нужен, вон как у Васьки — а у тебя, я моментально рисую, вместо характера мешок с дерьмом… И будешь ты рачком стоять по двадцать раз на дню…

Врубеля натуральным образом трясло. Смолин ухмылялся. Они били наверняка.

С человеком покрепче подобные штучки могли и не пройти — но с Врубелем, спившимся, трусом по жизни…

Глыба философски протянул:

— И послужит твоя жопа зэкам верой и правдой… Ты не переживай, говорят, поначалу трудно, а потом привыкают. Ты еще сам за пачку чаю будешь очко желающим подставлять…

Смолин подхватил, не давая передышки:

— Ладно. Предположим, ты каким-то чудом отмотаешься. Бывают на свете чудеса… Ну и что с того? Газеты с ящиком эту историю будут полоскать недели две, я тебе гарантирую. Отделаешься условным сроком… вот только из профессии выпадешь, как кирпич с крыши. О чем я тоже позабочусь в меру своих скромных силенок. Много мы по ходу нашего веселого ремесла друг другу подстав и подлянок делаем, чего уж там… но чтобы посылать бандюков у коллеги по ремеслу ценные вещи красть… Ты ж себя знаешь, Врубель, в глубине души. Знаешь, сколько ты дерьма людям сделал. Хрен они на тебя забьют после такого. А если еще раз вспомнить, что Анжеров с Кокой сами в беде по уши, что ваша затея с гильдией медным тазом накрылась, звездой квакнула… Ну вот посмотри на нас, ребятишек битых и ничуть не гуманных. Похоже, что мы с тобой шутки шутим? Все будет, как мы тебе тут обрисовали, чем угодно клянусь… Я вам за Шевалье…

— Вася! — выкрикнул Врубель прямо-таки душераздирающе.

Смолин видел, что клиент в полной кондиции.

— Ну, чего тебе еще? — брезгливо отозвался он.

— Шевалье… Я тут ни при чем… Я бы такого не стал на душу…

Одним прыжком Смолин оказался у стола, навис над ним, впился яростным взглядом:

— А кто — при чем? Ну? Что знаешь, падло?

— Да не знаю я точно… Вспомнил просто…

— Ну? — рявкнул Смолин.

— Мы говорили как-то насчет «Рапиры»… Я же чуточку знаю старика… знал, то есть… старик был упрямый… Я так и сказал тогда Эдику… А он усмехнулся и ответил: «Препятствия для того и существуют, чтобы их преодолевать». Примерно так… А Зондер сказал: «Достоинство стариков в том, что они к могилке близехонько». И улыбочка у него при этом стала такая, что… они так переглянулись, что…

— А ты их не спрашивал потом! — спросил Смолин.

— Я ж не дурак, Вася, — сказал Врубель, глядя на него снизу вверх отрешенно и скорбно. — Побоялся просто… Ты ж Зондера знаешь не хуже меня — шизо законченное… И Эдик шутить не любит…

— Ага, — сказал Смолин. — И только тогда до нашего прекраснодушного интеллигента дошло, во что он вляпался? Да?