— Сделайте одолжение, — буквально отмахнулся Кока, уже не глядя на него.
…Поскольку Глыба имел твердые инструкции хотя и торговаться в меру, как положено даже гордым морским волкам, но все же не ломаться до бесконечности, негоция завершилась быстро: уже через четверть часа Кока показался из подъезда, сияющий, словно начищенная зубной пастой серебряная ложка. Плюхнулся на сиденье рядом со Смолиным, улыбаясь мечтательно, прямо-таки одухотворенно.
— Судя по вашему виду, все прекрасно устроилось? — спросил Смолин.
— Прекрасно, — отозвался Кока, все еще пребывая в некоем сладостном расслаблении. — Даже по ценам я его подвинул, не ощутимо, но все же… Вряд ли этот лапоть понял, что у него валялось в серванте столько лет…
— Да где уж им, совкам, — отозвался Смолин с надлежащей дозой презрения к совкам и профессиональной солидарности к своим. — Вас домой забросить?
— Если не трудно.
— Да что ж тут трудного… — протянул Смолин, трогаясь.
Высадив Коку в центре (тот снимал квартиру в довольно престижном доме, поганец), Смолин вежливо распрощался с собратом по ремеслу — глаза бы на него не смотрели, урода! — и как ни в чем не бывало вывел машину со двора. Однако далеко не уехал — метров через сто остановился на обочине, благо запрещающего знака там не имелось, достал телефон и, когда отозвались, сказал кратенько:
— Можно собак спускать…
— Понял, — азартным голосом отозвался Багров. — Незамедлительно, уж будьте уверены!
Отключив телефон, Смолин положил его на пассажирское сиденье, откинулся на спинку кресла и, глядя в зеркальце заднего вида на шикарную башенку из красного и желтого кирпича, вновь усмехнулся холодным, жестким оскалом.
Даже если Кока сейчас куда-нибудь смоется по каким-нибудь делам, это его печальной участи не изменит — менты его примут парой часов позже, только и всего. Как бы там ни было, до темноты повяжут непременно.
Что, собственно, у нас произошло, господа присяжные заседатели? А произошло то, что некий пронырливый московский антикваришка предложил известному, уважаемому, законопослушному шантарскому предпринимателю господину Багрову купить у него пару-тройку редкостных вещиц. Вот только господин Багров, будучи не лыком шит и не пальцем делан, предварительно посоветовался с некоторыми шантарскими антикварами, знатоками своего дела, и те, особо не задумываясь, моментально его просветили, что речь идет о вещичках паленых, краденых, который месяц пребывающих во всероссийском розыске. После чего господин Багров, будучи человеком законопослушным — а также разозлившись на прохвоста, собравшегося впарить ему краденое — моментально связался со своими добрыми знакомыми в областном УВД и попросил не оставлять такое нахальство без последствий. Добрые знакомые напряглись в охотничьем азарте — благо их просили не нарушать закон, не обходить его, боже упаси, а наоборот, законнейшим образом взять за шкирку натуральнейшего преступника…
Очень быстро Коку и возьмут под белы рученьки. Он, конечно, будет блажить, что отроду ни о чем таком с Багровым не договаривался и ничего такого не предлагал. И это, конечно, чистая правда… вот только при обыске в Кокиной квартирке моментально обнаружат оч-чень интересные вещички. Например массивную серебряную папиросницу со множеством золотых и серебряных накладок, а также эмалевым портретом генерала Линевича, командующего одной из русских армий в Русско-японскую войну. Вещичка, как казенно выражаются, имеет большое историческое и культурное значение. Незаурядная вещичка. Судя по вензелям, надписям и прочему, принадлежала участвовавшему в означенной войне офицеру, вдобавок титулованному дворянину. Там же сыщется другая нешуточная ценность — «Стас» первой степени, мало того, что «инородческий», с орлом вместо вензеля, так еще с мечами и черной эмалью. Ну, и вдобавок персидская звезда ордена Льва и Солнца второй степени — тоже не ширпотреб, знаете ли.
Спецам из соответствующего отдела достаточно будет четверть часа покопаться в своих бумагах, чтобы определить: именно эти раритеты значатся в длиннейшем списке подобных ценностей, унесенных супостатами при налете на квартиру известного в узких кругах питерского собирателя Жердовского, случившемся около года назад. Жердовский, человек предусмотрительный, все вещички из драгметаллов в своей коллекции пометил особым клеймом — не сам, разумеется, а с помощью хорошего ювелира. На всех трех предметах таковые клейма имеются. И никакой подделки, что характерно: это и в самом деле те самые вещи, стопроцентно подлинные.
Примерно через месяц после того, как Жердовского обнесли, Смолин и лопухнулся: купил у заезжего уральца по довольно приемлемой цене все три предмета. Начавши их изучать уже с лупой, обнаружил совершенно непонятное клеймо — и на всякий случай решил повременить, не пускать цацки в продажу, а придержать. И как в воду смотрел: еще через недельку, как в таких случаях частенько случается, к нему явились с визитом вежливости ребятки из соответствующего отдела (как, впрочем, и ко всем остальным шантарским антикварам) и оставили списочек похищенного в Питере, где среди прочего имелось и четкое изображение этого самого клейма с разъяснением, в чем тут фишка. Обычная практика, когда подобное происходит.
Какая тут продажа… Но и нести в милицию Смолин паленые редкости не стал, не было у него такой привычки, сотрудничать с органами. Он с некоторым цинизмом просто-напросто заховал их надежнейшим образом — мало ли в какой ситуации могут пригодиться, пусть лежат, жрать не просят… Вот и долежались.